Виктор Видершпан: “Последствия мер ‘коронавируса’ – не самое главное препятствие для развития казахстанской отрасли ВИЭ в будущем”

Немецкий бизнесмен поделился своим опытом реализации проектов в сфере солнечной энергетики в Казахстане

– Виктор, как долго Ваша компания работает в Казахстане? Сколько и каких проектов реализовано за это время?

 – В Казахстан наша компания пришла в 2012 году. В 2013-2014 г.г. мы начали с реализации маломасштабных проектов в сфере солнечной энергетики. Строительство малых мощностей нужно было прежде всего для проведения анализа стабильности сети и проверки изоляции солнечных электростанций в природных условиях Казахстана. Дело в том, что расчеты по проектированию делаются в специальной программе, поэтому нам важно проверить, насколько они верны для конкретного региона. А так как нам нужен был лишь анализ, то он не зависел от мощности. С этой целью мы реализовали в Казахстане всего четыре проекта СЭС суммарной мощностью 5,8 МВт.

После получения положительных результатов тестирования малых проектов, мы решили начать работу над более крупными солнечными станциями. В 2014 году мы начали большой проект из четырех СЭС общей мощностью 100 МВт на юге Казахстана. Стоимость проекта оценивалась в 100 млн евро, как инвесторы мы направили на его реализацию более 1 млн евро. Разработали сам проект, схему выдачи мощности, ТУ, завершили проектирование СЭС и даже приступили к строительно-монтажным работам СЭС 35 МВт. И тут произошла девальвация. Евро и доллар (а оборудование закупается только в этих валютах) стремительно подорожали почти в два раза. Все договоры с казахстанскими партнерами были заключены в тенге и поэтому получалось так, что даже получив 100% оплату проекта мы все равно не смогли бы даже окупить затраты, не говоря о прибыли вообще.

К сожалению, Минэнерго РК оперативно не отреагировало на ситуацию, пока сроки действия проектной документации не истекли. Поэтому проект до сих пор остался только на бумаге. Его судьбу я затронул во время своего выступления в Берлине на казахстанско-немецкой встрече с участием посла РК в 2018 году. Поделившись сложной ситуацией, в которой оказалась моя компания, я предложил казахстанской стороне придать этому проекту особый статус, который бы помог его реализовать. Посол обещал помочь в решении этого вопроса, но до сих пор никаких изменений не произошло.

– С какими странами еще реализуете совместные проекты? Почему выбрали в качестве партнера именно Казахстан?

 – Наша компания реализует проекты в 14 европейских странах. Из стран бывшего СССР мы работаем только с Россией и Казахстаном. Идея сотрудничества со странами СНГ пришла не сама собой. Дело в том, что у меня казахстанские корни, будучи ребенком я успел пожить и в России, поэтому хорошо владею русским языком.

Как человек, интересующийся инновациями, в свое время я пристально следил за введением закона о ВИЭ в Германии. Именно тогда я увидел перспективу колоссального развития возобновляемой энергетики. Так была создана NwComp Solar GmbH, специализирующаяся на реализации проектов «под ключ» в сфере солнечной энергетики. Мои предположения оказались верны, и наша компания успешно развивалась. Значительные положительные изменения в сфере ВИЭ произошли после того как правительство Германии приняло меры по регулированию тарифа, а именно его ежегодное снижение для достижения поставленной цели – генерации 30% электроэнергии от ВИЭ до 2020 года. Это повлекло за собой развитие рынка и усилило конкуренцию между его участниками. Поэтому мощность и КПД солнечных панелей стали увеличиваться, а цены снижаться и этот процесс продолжается до сих пор. Уже тогда я понимал, что этот прогресс не пройдет мимо других стран. Так я начал интересоваться положением дел в странах СНГ с целью расширения бизнеса. В 2012 году Казахстан виделся мне одним из самых перспективных партнеров. Принятие Закона о ВИЭ, проведение ЭКСПО в 2017 году, растущий интерес к энергии ВИЭ, и, конечно, наличие большого количества солнечных дней на юге страны стали главными индикаторами для выбора его стратегическим партнером для инвестирования. Поэтому уже год спустя наша компания установила малогабаритные солнечные электростанции в Караганде и Алматы.

– Как Вы охарактеризуете казахстанский бизнес-климат?

 –  В Казахстане многое зависит от социальных контактов, или как это принято здесь называть «связей». Они действительно играют большую роль. При отсутствии нужных связей очень тяжело получить официальное разрешение на реализацию проектов. Чтобы иметь и поддерживать хорошие связи нужны средства. Это означает, что надо кому-то платить, какие-то услуги оказывать.

Если касаться энергетики, то до внедрения аукционных торгов именно связи играли решающую роль. После введения аукционов условия на энергорынке стали прозрачнее, но никак не проще. Дело в том, что Казахстан как страна с преимущественными поступлениями в бюджет от сырьевой экономики,  зависит от цен на сырье, нефть. А они сейчас низкие. Так как проекты ВИЭ субсидируются государством, то средства на развитие этой отрасли как раз-таки поступают именно из бюджета. А если дефицит бюджета, то о каком развитии ВИЭ может идти речь?

– Исходя из своего опыта, какие положительные и/или отрицательные моменты сотрудничества с Казахстаном можете назвать?

– Из положительных моментов прежде всего хочу отметить наличие земельных ресурсов, пригодных для строительства СЭС. Так как Казахстан относительно недавно стал реализовывать проекты ВИЭ, то конкуренция, особенно в солнечной энергетике, здесь почти отсутствует. Что же касается отрицательных моментов, то, к сожалению, мне пришлось познакомиться со многими из них.

Часть неблагоприятных факторов для развития бизнеса связана с историческим прошлым страны. Так сложилось, что Казахстан в годы СССР стал мощным производителем электричества. В середине прошлого века в стране началось возведение ряда ТЭС, и, соответственно, линий электропередач. Инфраструктура сети, построенная еще в советский период, не обновлялась и поэтому очень устарела. Государство на эти цели средств не выделяет, вот и выходит, что при реализации новых проектов инвестору приходится дополнительно финансировать модернизацию сети, а это плюс 5-10% к стоимости проекта. При миллионных затратах сумма выходит внушительная.

Еще одно наследие СССР – старые методы и методики проектирования, реализации, монтажа, ремонта и эксплуатации станций. Здесь казахстанцы сами ничего не придумывают. Интересно наблюдать, как они с недюжинным упорством переносят устаревшую документацию на новые проекты. Это невероятно, но методики и правила 30-летней давности до сих пор используются не только на традиционных ТЭЦ, уже прошедших частичную модернизацию оборудования, но и на энергетических проектах нового типа. Это не стыкуется между собой, так как новым техническим решениям нужны новые правила и нормы. То, что подходит для ТЭС совершенно непригодно для СЭС и наоборот: специфика производства разная. Как следствие, при реализации новых проектов такой подход приводит к их удорожанию и затягиванию строительства.

Пока Казахстан только платит за новые технологии. Своих специалистов в сфере ВИЭ в стране почти нет, так как отсутствует образовательная база. Поэтому работать с новыми технологиями люди учатся уже на практике, то есть на производстве. Естественно, неправильные действия неквалифицированных сотрудников отражаются на дорогостоящем оборудовании.

В Германии, например, есть доверие к выбранным компаниям со стороны правительства, то есть отсутствуют многочисленные комиссии, проверки, а качество при этом одно из лучших в мире. Все потому, что есть строго прописанные нормы для каждого конкретного вида проектов. А что в Казахстане? – Лишь многочисленные надзиратели, которые и существуют за счет инвесторов. Именно в РК я впервые в своей жизни столкнулся с закрытыми актами приема-передачи и не только. Очень много бумажных процедур, отсутствие которых только улучшило бы ситуацию.

Что касается эксплуатации, то слепое следование устаревшей документации приводит к тому, что казахстанской СЭС требуется многочисленный штат; работники должны посменно присутствовать на объекте. В тоже время в Германии на аналогичном объекте никого нет: ни оперативного персонала, ни охраны, вообще никого. А в Казахстане должно быть 15 человек для того, чтобы проводить операции по требованию системного оператора, например, отключение СЭС ночью. Но без солнца СЭС и так не работают! А ведь всем сотрудникам надо платить зарплату, обучать. Это дополнительные оперативные затраты. Вот поэтому в Казахстане и говорят, что инновации стоят дорого. А ведь оно действительно так и выходит. Здесь просто покупаются новые технологии, а подход остается старым, советским. Поэтому станции ВИЭ обходятся дороже традиционных ТЭС: ведь требования к ним как к старым, потому что никто не хочет переучивать или переучиваться, воспринимать новое, делать что-то свое. Все просто хотят освоить бюджет, получить зарплату, записать еще один реализованный проект в графу ВИЭ и забыть об этом как о кошмарном сне. Приедут гости – всегда будет, что показать, а вот как оно работает и работает ли вообще – это большой вопрос.

Еще один мощный негативный фактор, рушащий на корню все позитивные начинания в РК – это коррупция. Разговаривать на эту тему можно бесконечно долго. Думаю, читатели знакомы со многими ее проявлениями не хуже меня.

– В чем отличие РК от Германии при реализации аналогичных по мощности солярных проектов?

 – Для наглядности всегда лучше использовать пример. Итак, в Германии строительство СЭС мощностью 5 МВт в конце 2019 – в начале 2020 года стоило около четырех млн евро и занимало шесть-восемь месяцев. Период самоокупаемости проекта часто зависит от многих факторов и чаще всего длится 7-10 лет. Что же касается Казахстана, то прибавьте к вышеназванным затратам еще и в пять раз большие эксплуатационные расходы и в 5-10 раз более дорогое проектирование. Это в общем.

Что же касается конкретных примеров проектов в Казахстане, то давайте обратимся к строительству СЭС мощностью 4,8 МВт в городе Жетысай и сравним пройдённые этапы с немецкими.

В Казахстане основной предпосылкой для реализации проекта ВИЭ является договор с РФЦ на 15 лет. Он гарантирует закуп электроэнергии ВИЭ по фиксированному тарифу 34,61 тенге за каждый отпущенный в сеть киловатт-час. Но этот договор в свое время не был признан международными банками и требовал срочных изменений порядка финансирования в валюте и их внесли, но только в 2017 году. К этому времени многие иностранные инвесторы покинули страну, потеряв много средств и времени на проектах ВИЭ.

Получить этот самый договор с РФЦ – задача не из легких. В Казахстане был быстро организован рынок для спекуляции проектами ВИЭ: люди с хорошими связями могли решать, кто будет поставщиком и получать от этого личную выгоду. Ряд проектов, над которыми мы работали, так и не прошел эту фазу. Один из них – строительство СЭС мощностью 30 МВт в Кызылорде. Вложив хорошие деньги и проделав большую работу, в июне 2018 мы получили отказ по этому проекту из-за введения аукционных торгов. Однако было странно наблюдать, как в сентябре и даже позже в списке на реализацию появились новые проекты, аналогичные нашему. Как это регулировалось и на какой основе они попали в список, для меня лично это до сих пор большая загадка.

Для договора с РФЦ требуется оформить право на земельный участок, разрешение на проведение проектно-изыскательских работ и получить технические условия. В отличии от Германии, где ближайшую точку подключения выдает сама сетевая компания с фиксированными ценами в зависимости от мощности заявки, разработка документации для строительно-монтажных работ в РК занимает много времени и стоит дорого. Проектные компании предлагают KEGOC свои варианты точек подключения к сети, которые он согласовывает или отклоняет. РЭКи же пытаются за счет инвестора реконструировать старые производственные системы и инфраструктуру. Этому монополизму противостоять невозможно. Все попытки обоснованных жалоб и предложений в вышестоящие инстанции могут усугубить ситуацию и затянуть получение либо привести к отклонению ТУ. И вот, когда после длительных и мучительных процедур выдаются долгожданные ТУ, можно приступать к основному проектированию. Но здесь следующее препятствие, называемое экспертизой. Почему этого не требуется в ФРГ, где заказчик сам принимает меры контроля и может при сомнении привлечь техпроверку „TÜV“? В Германии отсутствует срок в 45 дней на выдачу положительного заключения. Эксперты в РК пока не готовы правильно оценить верность проекта ВИЭ из-за малого опыта в этой сфере, поэтому хоть 5, хоть 45 дней, результат один. На мой взгляд, данная процедура ведет лишь к бессмысленному удорожанию и задержке проекта.

– Как хорошо сейчас развита солнечная энергетика в Казахстане? По сравнению с Германией, например?

– Начиная с 2004 года в Германии ежемесячно строятся десятки и сотни мегаватт мощностей ВИЭ. В этом году мы собираемся достичь суммарной мощности всех проектов ВИЭ в 52 ГВт. До 2020 года Германия планировала получать 30% электроэнергии от станций ВИЭ, а по факту будет 40%. В Казахстане же до 2020 года был план на 3% электроэнергии ВИЭ.

Как сдерживающий фактор развития казахстанской сферы ВИЭ всегда приводится дороговизна реализации проектов, оборудования. В будущем, возможно, будут указываться еще и последствия мер против распространения коронавируса. Но это частности. Решить эту проблему очень просто. Надо всего лишь обучить своих сотрудников, наладить свое производство оборудования, пересмотреть подход к проектированию, реализации и эксплуатации станций ВИЭ.

Изменить сроки оформления документов, чтобы уменьшить проявления коррупции на всех этапах реализации проекта. И все. Но это все будет возможно только тогда, когда Минэнерго решит перестать пускать пыль в глаза соотечественникам и мировому сообществу очередной станцией ВИЭ нового поколения, а начнет реально работать. Не перекладывать месяцами и годами тонны бумаги из одной коробки в другую, а работать.

– Благодарю за интервью. Надеюсь, что все-таки Ваши казахстанские проекты получится реализовать в ближайшем будущем.

 

Елена Гаркава

Фото предоставлены В. Видершпаном

Facebook Comments