Противникам строительства в Казахстане атомной электростанции нужно побыстрее выбрать страну, в которой через несколько лет придётся покупать недостающую электроэнергию.
Коль скоро вопрос АЭС в Казахстане переведен в практическую плоскость, всплеск экспертных мнений и сшибка общественных страстей вокруг того, насколько нам нужна атомная энергетика, насколько она опасна или безопасна, насколько нашим кадрам посильна или непосильна, будут теперь только нарастать.
В нашем случае помимо чрезвычайно важной собственно энергетической и экономической основы такого проекта он тоже несет самую высокую геополитическую нагрузку, задающую соотношение сил и связку партнеров во всем Евразийском регионе на десятилетия вперед. А потому, согласитесь, чтобы плодотворно спорить о политическом и где-то даже мировоззренческом национальном выборе в связи с АЭС, спор надо бы опереть на одинаковое понимание сторонниками и противниками реальной матчасти — нынешнего состояния электроэнергетики Казахстана и стоящих перед ней вызовов.
Оттолкнемся от послания президента, ведь задание правительству проработать вопрос развития атомной энергетики сопряжено в нем с утверждением, что к 2030 году в Казахстане наступит дефицит электроэнергии. Поясним: это будет дефицит уже базовой мощности, ее станет не хватать даже в ненапряженные часы суточного графика. К тому же это будет окончательный, бумажный, так сказать, дефицит: реальная нагрузка станет больше той располагаемой мощности электростанций, которая записана в их паспортах готовности, а не той, которую они способны выдавать фактически.
Что касается фактического дефицита, то он уже наступил. В прошлую зиму в вечерние часы приходилось докупать у России по 500-700 МВт мощности. Да, декабрьский максимум доходил тогда всего до 15,8 ГВт, тогда как по бумагам в национальной энергосистеме более 18 ГВт располагаемой мощности, но, как говорится, что имеем. Банкам иногда устраивают стресс-тесты на бумаге. Боеготовность Вооруженных сил проверяется на штабных учениях, которые проводятся исключительно по картам. И только у энергетиков всегда боевые стресс-тесты каждый зимний вечер, и скажите спасибо, что станции возрастом от 40 лет и старше выдают ненамного меньше, чем должны выдавать по бумагам.
В целом же ситуация в электроэнергетике подобна неспешному движению по давно проложенной колее, которое вдруг уперлось в необходимость прокладки нового туннеля как раз в тот самый 2030 год. А значит, в стоимость проезда теперь придется включать кроме покупки угля зарплаты кочегарам с проводниками и подношений начальнику поезда еще и окупаемость нового строительства.
Для представления о соотношениях эксплуатационного и строительного тарифов конкретный пример: предельные тарифы для заслуженных Бухтарминской, Шульбинской и Усть-Каменогорской ГЭС — от полутора до трех тенге за 1 кВт-час, а у новенькой Мойнакской ГЭС — более 12 тенге. Разница — это расчеты по китайскому кредиту. Поэтому решающе важно так проложить туннель в 2030 год, чтобы не тратить лишнего.
Мало того, есть еще одно ограничение, в которое мы уперлись: Парижское соглашение по климату. Казахстан взял на себя обязательство к 2030 году снизить углеродные выбросы на 15 процентов от нынешних. Точнее, обязательства взяты от уровня 1990 года. Но казахстанская энергетика сейчас как раз на этот уровень и вышла. Выходит, мы должны попасть в 2030 год, добавив хотя бы 4 ГВт мощностей, из которых как минимум 1 ГВт высокоманевренных. Другими словами, предстоит увеличить мощность энергосистемы более чем на 20 процентов и чтобы при этом дыма из труб электростанций стало на 15 процентов меньше.
А ведь 4 ГВт прибавки — это минимум, тогда как президент поручил еще проработать использование электричества для производства водорода. Да и вход в эпоху цифровизации, пусть ее и возглавляет хоть российский Сбербанк, хоть казахстанский “Халык”, лучше опирать на собственное, а не на чужое электричество.
Энтузиасты возобновляемой энергетики на этом месте воскликнут: “ВИЭ — это самый прямой туннель в светлое будущее!” Не спешите, ВИЭ — это еще один набор ограничений. Прежде всего по деньгам: угольная энергетика сейчас — это 7-9 тенге за 1 кВт-час, а гарантируемая государством закупочная цена на солнечно-ветровую энергию — это три таких тарифа как минимум. Информация закрыта, но можем предположить: четвертинка-половинка тарифа на ВИЭ — это реальные эксплуатационные затраты, еще тариф-полтора — это окупаемость приобретения и монтажа солнечных панелей и ветряков, а оставшаяся единичка тарифа с хвостиком — это коммерческая премия хозяевам “зеленых” электростанций и тем в Минэкологии, кто способствует их продвижению.
Не будем забывать, что Казахстан — развивающееся государство, где ни одной бюджетной тиынки в “зеленую” энергетику не вкладывается, все построено на извлечении частной прибыли за наш, потребителей, счет. Между тем платежеспособность населения, МСБ и всей той несырьевой экономики, которую делают невольным инвестором ВИЭ, ограниченна. А потому “зеленый” туннель в энергетическое будущее элементарно упрется в невозможность продолжения, не дойдя и до середины дистанции.
Да где там до середины, много раньше. Сейчас мощностей ВИЭ уже более 2 ГВт, но если брать по вкладу в выработку — в два раза меньше, а если по участию в пиковом графике — вклад отрицательный, потому что солнце заходит как раз перед вечерним максимумом, да и ветер дует не всегда. В послании президента сказано о планах добавить по ВИЭ еще 2,4 Гвт. Это потрясающе много, но категорически недостаточно для обеспечения базовой, не говоря уже о пиковой, мощности энергосистемы.
Если считать по строительным затратам и по результирующим тарифам, то все ВИЭ и дублирующие их маневренные газовые станции придется складывать. А если по вкладу в располагаемую мощность энергосистемы, то ВИЭ приходится брать с коэффициентом 0,3-0,4. В результате требуемые к 2030 году дополнительные 4 ГВт, если набирать их солнцем и ветром, потребуют установки ВИЭ что-нибудь под 10 ГВт. А это уже чистая фантастика.
Еще во что упирается туннель в будущее через ВИЭ, это… в выбросы. Поскольку солнечно-ветровая выработка прерывистая, она должна дублироваться маневренной мощностью. Недаром в послании сказано о тысяче мегаватт новых генерирующих мощностей в южном регионе. Расшифровываем: это газотурбинные маневренные электростанции, которых сейчас в нашей энергетике нет, и они действительно необходимы. И чем больше будет ВИЭ, тем больше потребуется таких высокоэффективных, красивых и… дорогих установок. Смело кладем для них тоже тройной как минимум против привычного нам тариф и плюсуем еще… выбросы. Да, не такие чадящие, как у угольных станций, и окиси углерода поменьше, но все равно это в противоположную от Парижского соглашения сторону.
Вот как ловко, скажет недовольный читатель, обозреватель “Времени”, запутав арифметикой, вывел на то, что в конце туннеля нам светит только АЭС. Не спешите. Есть и другие выходы. Можно элементарно покупать недостающее в России. А еще — внимание! — после ввода АЭС в Узбекистане нам хотя бы ради выполнения Парижских квот придется принимать энергию оттуда. Физически еще советские электрические связи между всеми центральноазиатскими государствами в наличии, фактически же энергосистемы больше варятся в собственном соку. Но появление Узбекской АЭС кардинально меняет всю такую электросуверенность. Ташкент уже начал движение к статусу энергетического, и не только, лидера в Центральной Азии, и у противников атомной энергетики в Казахстане широкий выбор, от кого мы собираемся больше зависеть.
Пётр СВОИК
time.kz
Читайте по теме. Почему Президент вновь поднял вопрос о строительстве АЭС в Казахстане
